Мама думала, что сын будет акробатом, сам он мечтал о клоунаде, после циркового училища работал эксцентриком, а в итоге стал шпрехшталмейстером – блистательным и импозантным ведущим цирковых представлений.
Инспектора манежа Московского цирка Никулина на Цветном бульваре Владимира Кожевникова казанский цирковой зритель хорошо знает. Этим летом он выступал в роли «импресарио» в программе «Всё будет хорошо», а сейчас ведёт программу «Багдасаровы. Про цирк». А ещё Владимир – увлечённый коллекционер печатной цирковой атрибутики, исследователь истории цирка (он рассказывает об этом здесь). Именно он провёл большое исследовательскую работу в архивах Казанского цирка и определил очерёдность текущего сезона.
Мы попросили Владимира немного рассказать про его профессиональный путь.
У меня родители – акробаты, а я пошёл на клоунаду: в семье не без уродца. Я поступил в цирковое училище, в ГУЦЭИ, в 1980 году. Тогда был эксперимент: на отделение клоунады принимали после восьмого класса. До этого можно было поступить или после десятого класса, или уже после армии. Даже желательно после армии, потому что считалось, что у клоуна должен быть определенный жизненный опыт. В 1980 году я как раз окончил восьмой класс. И поступил на клоунаду. У нас на курсе было 12 человек – шесть таких, как я, после 8 класса, и шесть человек после армии.
Мама почти до конца моего второго курса думала, то я учусь на отделении акробатики и буду продолжателем династии. Она всегда говорила: «Сыночка, если ты меня любишь, только не клоуном!». А я с детства говорил: «Я буду клоуном!».
Фото с сайта ruscircus.ru
Цирковое училище для меня закончилось печально. У меня должен был быть номер – музыкальный эксцентрик на моноцикле. Помню, репетировали с папой: я сидел на одноколесном велосипеде и ногой играл на тромбоне. Папа говорит: «Всё, хватит!». А я говорю: «Ещё разок!». И этот разок был практически финальным. Я так с моноцикла навернулся, что целых три дня мне было плохо. Увезли в больницу, прооперировали – был перитонит с разрывом кишки. В общем, вернули с того света. Три месяца провел в реанимации!
Когда вернулся в цирковое училище, врачи «прописали» мне легкую работу на полгода. Я только сидеть мог. Мастер курса, Фирс Петрович Земцев, говорит: «Что, турок бестолковый, совсем плохо?». Он очень любил всех называть «турок бестолковый». Я отвечаю: «Фирс Петрович, совсем плохо, пресс не могу качать». Он говорит: «Ладно, я подумаю». Потом через какое-то время приходит: «Я придумал. Будешь программу вести». Я вёл выпускные спектакли в нашем училище.
Я почему-то считал, что человек, который объявляет номера, должен быть очень таким прямым, как будто он проглотил швабру. Мне выдали бежевый фрак, какие-то светлые брючки. Я пытался объявлять артистов громко. Иногда у меня не хватало воздуха, но я старался. Потому что я в свое время насмотрелся на Завена Мартиросяна, на Александра Буше – они высокие, красивые на манеж выходили… Сначала выходила униформа – вся в позументах, очень красивая. Выстраивались в ряд. Потом выходил ведущий и говорил: «Добрый вечер!».
Я три месяца поработал в «Цирк на сцене», а потом меня забрали в армию. Со всеми моими травмами. Надо было, конечно, говорить, что у меня всё болит, но я как-то… Меня щупали, спрашивали: «Больно?». А я говорю: «Нет». – «А здесь?» – «Нет». Ну и вывод сделали: «Годен!». Мне повезло – попал служить в ансамбль песни и пляски ВВ МВД. Мы по «зонам» с концертами ездили. Полгода по «зонам», полгода!
У меня был номер «Эксцентрик с кубиками», с ним я выступал в армии. Есть такой Саша Фриш, я считаю, что это один из крупнейших шоуменов. Он долгое время работал в России, потом в Америке, в Австралии… И у него был номер «Эксцентрик с кубиками» – просто глоток чего-то необычного, заграничного. Он шикарный актёр, его все обожали! Это был такой всплеск харизмы, что народ просто с ума сходил. Ну так вот: три своих кубика он мне подарил, с ними я и ушёл в армию. Когда вернулся, показал этот номер комиссии дирекции «Цирка на сцене». И меня сразу, буквально через неделю отправили с этим номером на «ёлки». Шестьдесят «ёлок» той зимой в Москве было. Я столько денег заработал, что не знал, куда их девать.
В 1988 году я первый раз оказался на гастролях во Франции. Мы за 40 дней отработали, кажется, 35 городов. Спали в автобусах, давали по два представления в день в больших дворцах спорта. Работали абсолютно на износ. Я не знаю, как старшие коллеги это выдерживали. Было очень тяжело. Но мы успевали на «орбиту» бегать, шмотки какие-то покупать. Нам платили 147 франков, как сейчас помню, это 50 долларов. Это были сумасшедшие деньги!.. Потом были гастроли в Америке… А потом начались девяностые, которые я как-то успешно просидел за границей. Заканчивался один контракт, тут же появлялся новый контракт…
В Цирке Никулина на Цветном бульваре в середине девяностых я сначала работал Дедом Морозом. Потом меня пригласили на итальянскую программу Carnevale, её ставил выдающийся режиссёр Антонио Джарола. После спектаклей в Москве Сережа Нестеров, который с тиграми замечательно работает, мне говорит: «Не хочешь с нами прокатиться?» Я говорю: «Конечно хочу!». И мы поехали на гастроли в Ижевск. А там – мини-пандемия. Почти все зрители болели гриппом и сидели дома. Программа у нас была чудесная, но мы прогорели. Унывали не долго – поехали с чуть переделанной программой в Чечню.
15 лет я работал в ночных клубах Москвы – вёл в казино лотереи, шоу-программы… Потом всё это прикрыли, к сожалению. Огромное количество людей лишилось работы. И это не только артисты цирка. Это повара, уборщики, крупье, крутые профессионалы из службы охраны. В охране в казино работали люди с феноменальной зрительной памятью!..
Когда работал в программе с итальянскими артистами,заметил, что менталитет у итальянцев совершенно другой. Они всегда улыбаются, они на позитиве, у них всегда какой-то приятный расслабон. Помню, у них тигрица «загуляла», и дрессировщик ничего не мог с этим поделать. Тигрица лениво выходила в манеж и просто лежала. Российские дрессировщики с их менталитетом укротителей животных точно бы заставили тигрицу что-то на манеже отработать. А итальянцы – не такие, нет. Итальянский дрессировщик подходил к своей разленившейся тигрице, улыбался и чесал ей брюшко…
Мне раньше было забавно, как старшее поколение артистов в подробностях помнит какие-то давние истории. Я про ту плеяду уже ушедших от нас старых актеров. В курилке цирка все любят играть в нарды, в «короткую», рассказывать какие-то байки. Начинаются они обычно так: «Работаем мы Казань…» И дальше идет какая-то история. Я всегда удивлялся: как можно помнить, что с тобой было в 1983 году или в 1957-м? И сейчас понимаю, что чем я становлюсь старше, тем чаще вдруг вспоминаю какие-то эпизоды молодости, чем то, что было два года назад.